Сергей Миляев - родился в Казахстане, учился в Барнауле и Санкт-Петербурге, жил в пяти крупных городах трех стран мира, основная специальность «режиссер телевидения», автор пяти книг стихов и прозы, номинировался на премии «Букер» и «Национальный бестселлер», лидер арт-рок-группы «Algabas», художественный руководитель Владимирской киношколы, в настоящее время живет во Владимире, где снимает полнометражный фильм «Бемоль».
Публикуем выдержки из эксклюзивного интервью iKovrov с режиссёром, писателем и музыкантом. Вопросы задавала Милана Гульчук, экс-редактор журнала Vogue, а ныне главный редактор журналов iKOVROV и iVLADIMIR, самых модных и читаемых во Владимирской области.
О своих литературных произведениях (рок-поэме «Петушки-Манхэттан» и т.д.) Вы говорите, что это книги, за которые вам не стыдно. А было в вашем творчестве что-то, за что вам стыдно?
А как же, конечно! Я же не обломок метеорита из неизвестных науке сплавов, а простой ранимый человек, живущий в столь непростое для творческих людей время! До сих пор отмыться не могу от некоторых своих «производственных обязанностей» на телевидении, где в общей сложности оттрубил режиссером пару десятков лет, в трех городах и двух странах. Например, мне приходилось делать из никакого пузатого депутата «живой положительный образ избранника народа» или снимать вкусный рекламный ролик для рекламы никакой колбасы.
За некоторые ранние стихи отчасти стыдно, потому что был наивен по молодости, а чего-то элементарно не понимал в мироустройстве.
Стыдно, что в 90-е годы не творчеством занимался, а выживанием и бизнесом, но апосля последнего дефолта остался с той же голой задницей, с какой и отправлялся в «опасное путешествие».
Но самый главный мой стыд – за страну, где опять все идет не тем путем, как этого требует элементарная логика добра и созидания. Я говорю о внутренней политике, внешняя меня почти полностью устраивает. Но разве я мог когда-нибудь представить, что страна не даст мне денег на часовой документальный фильм о 90-летнем ветеране из Суздаля? Мы же его все равно сняли, на свои кровные и взносы друзей через краудфандинг.
Примеров стыда за страну и город могу привести много, они на каждом перекрестке, за каждым углом. А самая глубокая моя печаль – что люди вконец отупели, книги перестали читать, арт-хаус смотреть, стремиться к знаниям, а не в автосалон за тачкой или на распродажу айфонов. Но как сказал поэт, времена не выбирают, в них живут и умирают.
Как вы отнеслись к закону, запрещающему использование ненормативной лексики в произведениях искусства?
Да так же, как и в жизни. Если человек грязно матерится, чтобы выпятить свою «исконность» или пролетарскую крутизну, это грубо и убого. Но если это органично происходит, в момент наивысшего, например, возмущения действием какого-нибудь жлоба или чиновника, то здесь уже настоящая гармония с природой человеческой.
В моем первом романе «Петушки-Манхэттен» тоже имеется ненормативная лексика, но там она логична и дозирована, а вообще писатель или режиссер никогда не должен отключать своего внутреннего цензора – пусть он лучше будет, чем его не будет совсем. В СССР не было мата в кино и книгах, другим настоящие творцы брали: иносказанием, метафорами, подтекстами, двойными смыслами. Но согласитесь, как можно читать, например, наших современников Всеволода Емелина и Игоря Яркевича, или классиков-американцев Генри Миллера и Чарльза Буковски, если их произведения почикать бараньими ножницами цензуры? Это будет такая же дисгармония, как если бы я, например, своего знакомого барабанщика, который матом не ругается, а мыслит и разговаривает, заставил бы говорить через слово «видите ли, милостивый государь».
Все должно быть органично, в том числе ненормативная лексика, пусть даже с наклейкой «18+». В фильмах и песнях, книгах и частушках. Но у нас ведь страна крайностей: то министр культуры обругает фильм «Левиафан», то оперу «Тангейзер» запретит, чтобы не ранить чувства верующих. Это неправильно и глупо, это напоминает мне музыкальную молодость, когда от нас требовали «литовать» тексты песен, прежде чем выходить на сцену с электрогитарами.
По вашим словам, во Владимире постоянно что-то снимается: игровое кино, документальное, музыкальные клипы, экспериментальное видео... Где все это можно посмотреть?
Увы, только в Интернете. Или на кинофестивалях страны и мира. Других площадок у нас нет и, судя по всему, не предвидится. В мажорных кинотеатрах Владимира сами знаете, какие блокбастеры с попкорном.
Владимирское «неформатное» кино чем-то отличается от «неформатного» кино других регионов? Есть свой стиль, свой почерк, свои темы?
В любом регионе всегда есть так называемые «местные черты». Это и локации, и люди, и темы, волнующие авторов. С этим как раз проблем нет – в любом нашем фильме всегда присутствует и город, и горожане.
У нас другая проблема – многолетняя техническая бедность, отсутствие материальной базы и поддержки. Выкручиваемся, как можем: занимаем деньги в банках, собираем крохи на краудфандинговых платформах. Но кино снимается и будет всегда сниматься, пока творческим людям есть что рассказать землякам.
Что привлекает молодежь во Владимирскую киношколу?
Как что, любовь к кино! У нас уже второй выпуск в этом июне. До финала за год доходят, конечно, далеко не все, но несколько талантливых парней и девушек получают свидетельства, снимаются в наших и столичных фильмах, хотят поступать в творческие вузы.
Любовь к кино – это не хобби даже, это неизлечимая «болезнь». У нас насыщенная программа, за год курсанты умудряются посмотреть столько классных фильмов, сколько за пятнадцать лет до этого не видели. Но нам как всегда не хватает средств, чтобы развернуть деятельность киношколы более широко, снимать больше фильмов, мы существуем на самоокупаемости, считаем каждую копейку.
Сколько стоил самый дорогой фильм, который вы сняли? А самый дешевый? Из чего складывается бюджет фильма? На чем, по-хорошему, нельзя экономить, но приходится?
Самый дорогой я еще не снял, а самый дешевый больше снимать не хочу (смеется).
Кино – дорогой жанр творчества, причем, максимально коллективный, и когда мы говорим слово «малобюджетный», все, кто в теме, отлично понимают, о чем идет речь.
Из чего складывается бюджет фильма? О, это длинный и тяжелый для всех нас, независимых киношников, список! От бензина и пирожков с кофе на каждый съемочный день до штатива стоимостью 70 тысяч и объектива «Карл Цейс» за 95, от дорогущих 5-террабайтных «хранилищ сырья», до самой «недорогой» цифровой кинокамеры формата «4 К» за 320 тысяч. А если я вам скажу, что для идеального монтажа нам уже давно требуется компьютер за 400 и за каждый фильм в идеале надо платить государству пошлину за прокатное удостоверение, ваши глаза еще больше округлятся и из них брызнут слезы. Плюс еще столичные актеры, которые далеко не всегда готовы сниматься по дружбе, «за билеты и борщ».
Стихи и картины маслом писать куда спокойнее и дешевле, но мы как-то умудряемся снимать кино здесь и сейчас – и документальное, и игровое. Медленно, долго, с вынужденными перерывами, но до победного конца. Потому что жить без этого «геморра» уже не можем.
Много ли удается собрать средств с помощью краудфандинга? Это работает?
Знаю пока только один мощный пример на сайте «Планета.ру» – группа «Аквариум». Объявили 3 миллиона для записи альбома, а собрали больше 7 за несколько дней. Понятно, что всенародная любовь, я сам старый поклонник БГ, но тут явно здорово поработал пиар-менеджмент или сам Господь Бог. Нет, Россия и уж тем более дремучий Владимир еще не готовы к краудфандингу, ментально не готовы. Этот метод финансирования проектов – для спокойных и развитых стран, где надежно «тылы прикрыты» всеобщим процветанием.
Знаю, в Америке и Европе собирают сотни тысяч и даже миллионы долларов на тот же кинематограф или театр, но у нас метод «с миру по нитке» или совсем не работает, или работает очень туго. Народ у нас бедный, экономный, вечно обманутый обещаниями, зачем ему жертвовать 200 рублей на черт знает какой арт-хаус или альбом рок-группы, если через полчаса сериал «След» по телеку покажут, а потом программу «Пусть говорят»?
Честно скажу, для меня краудфандинг – неприятный опыт, противный и почти бесполезный. Хотя я ценю помощь тех моих друзей, кто искренне помогает нашим проектам, если мы вынуждены стоять не на паперти с протянутой рукой, а с веселой шляпой на сайте «Планета».
И в основном наши спонсоры из других городов страны, Владимир в этой географии занимает предпоследнее место. Думаю, это не столько странно, сколько закономерно. И вывод тут один: без поддержки государства культура умирает, это доказано мировой историей.
Ваша цитата: «Мой личный опыт показывает, что из настоящих рок-меломанов довольно редко получаются алчные олигархи, коррупционеры, менты, бандиты и прочие враги так называемого «духовного поля». Каков ваш «рецепт» из музыкальных групп, фильмов и книг, на которых точно не вырастут «враги «духовного поля»?
«Знание – сила!» – был такой журнал в СССР, это первый рецепт, универсальный. А индивидуальный рецепт каждый пациент нашего «дурдома» выписывает себе самостоятельно. Для меня это всегда было искусство и литература, а моими героями – настоящие «творяне», стойкие и честные люди творчества, обремененные не только талантами и умом, но и чувствами, совестью, трепетным отношением к добру и человечностью.
А еще мне повезло, что родители и рок-музыка воспитали меня нонконформистом. Мне нравится не только заниматься творчеством, но и говорить правду, хотя для этого требуется определенная прочность духа и несгибаемый стержень. Короче говоря, никакой «заказухи»! Я делал и буду делать только то, что мне самому кажется интересным и важным.
Опубликовано с разрешения iKovrov (по ссылке можно найти полный текст интервью), интервью Миланы Гульчук
.png)
