На днях у Квентина Тарантино был день рождения, и я по этому поводу пересмотрел самый знаменитый его фильм, однако не самый лучший «Криминальное чтиво».
Безусловно, это замечательное кино, о котором более, чем за 20 лет сказано значительно больше, чем стоило. 
Дело в том, что можно до бесконечности говорить о течениях в кинематографе, о влиянии исторических факторов на развитие киноискусства в разных странах, даже о конкретных режиссёрах можно сказать довольно много, а вот с фильмами так не получается. Есть определённый киноязык, манера, в которой снят фильм, ограниченное число образов. Невозможно вселенную втиснуть между начальными и финальными титрами.
«Криминальное чтиво» разобрали по кусочкам. Потом эти кусочки разобрали до пылинок, а потом и до атомов. Всё. Это предел. Теперь, любая высказанная мысль на тему этого фильма является повтором и цитатой, хотя сам Тарантино к подобным вещам, как известно, относится с большим пиететом.
Говорить о «Чтиве» сейчас я не вижу смысла. А вот по поводу всей карьеры режиссёра у меня есть одна мысль.
Тарантино снимает свои фильмы, по тем же самым принципам, что и поэт пишет свои стихи. Вообще, фильмы Тарантино невероятно поэтичные. Я сейчас говорю не только о сюжетном построении, но и о работе с актёрами, монтаже и режиссуре, как таковой.
Например, знаменитое тарантиновское нелинейное повествование, помимо всего прочего, это рифма, которая скрепляет костяк фильма и не даёт ему безвольно растечься в пространстве. Режиссёр изначально загоняет себя в жесткие рамки, внутри которых он свободно создаёт произведение. Как и поёт, в самом начале выбирает стихотворный размер.
Во многих учебниках для сценаристов пишут, что двигателем сюжета является действие, а не слово. Что реплики нужно вкладывать в уста персонажей в только тогда, когда это действительно необходимо. Очевидно, Тарантино делает ровно наоборот.
Постоянная ненужная трепотня переполняет его фильмы. Конечно, диалоги о четвертьфуновом чизбургере и о том, какие чаевые надо оставлять в кафе добавляют обаяния и усиливают атмосферу, но это только побочный эффект. На самом деле, это типичные «Лирические отступления», которые так свойственны лиро-эпическим поэмам.
Сам режиссёр так говорит об отношении к диалогам: « Диалоги, мать твою, — это моя фишка, сечёшь, нет? Это то, чем я занимаюсь! Я уважаю мнение людей, но выйти с моего фильма и сказать: “Слишком много диалогов”, — это такая же тупость, как сказать это, посмотрев пьесу Тэннеси Уильямса или Дэвида Хейра, мать их. Нельзя быть моим гребаным поклонником и не любить моих диалогов. Между прочим, каждый мой фильм критиковали за то, что в них долгие скучные диалоги. Кроме, разве что, первой части «Убить Билла», где сплошное мочилово!». Вот так.
Поэтичность Тарантино также проявляется в его работе над образами. Большинство режиссёров начинают разрабатывать интересный для себя образ и заканчивают в одном и том же фильме. Тарантино так не делает никогда. Если в его фантазии рождается сцена, где персонажи находятся в разных плоскостях и разделены полом, то он будет играться с этим не один фильм. Если есть идея запихнуть в одно пространство озлобленных чуваков с пушками, то Тарантино будет это делать из фильма в фильм. Это его «тема». Очевидно, что не только поэты так долго работают с образом, но что-то поэтическое в этом точно есть.
Есть ещё несколько аспектов, которые доказывают, что Тарантино скорее работает в поэтической форме, нежели в прозаической, но в данном формате не имеет смысла углубляться в детали и рассматривать конкретные фильмы. Закончить мои размышления, конечно, стоит отрывком из стихотворения.
Например, этим:
Мой обожаемый поэт,
К тебе я с просьбой и с поклоном,
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном.
Давно мечты твоей полет
Меня увлек волшебной силой,
Давно в груди моей живет
Твое чело, твой облик милой.
Автор: Николай Гросицкий
В восьмидесятые годы в самом сердце нашей необъятной родины рос и формировался Колька Гросицкий.
Первые драки, разбитые костяшки, неловкий подростковый секс: таким было юношество нашего героя.
В тринадцать лет он впервые взял в руки синюю шариковую ручку с обгрызенным колпачком. Лихой авторский почерк проявился сразу… Не басни и стишки, а этюды, компиляции и фантасмагории выходили из под пера Николая. С этим багажом он и пошел поступать в ГИТИС. Взяли на режиссёрский факультет. С первого раза подобрал Николай отмычку к сердцам членов приёмной комиссии. И старания его были с лихвой и щедро вознаграждены. Отличный диплом и признание коллег.
В синенькой фланелевой курточке с неспокойной душой и в китайских кедах юный актёр пошёл покорять столичные театры.
Дальше - пунктиром: три театра, игорный бизнес, первая украденная курица гриль, криминальные разборки, голодные обмороки, рок-сцена, неудачи и редкий, но заслуженный успех, корпоративы и ведение свадеб.
Все это привело Николку к мысли, что актёром ему не быть.
На сретенье 2007 года жизнь художника обрела новый смысл. Психологические и романтические сюжеты навсегда стали доминантой в его работах. Умение выстроить композицию таким образом, что второстепенные детали не только оттеняют основную сюжетную линию, но и являются самостоятельными персонажами, выгодно отличают прозу Николая.
Какие дали откроются перед этим шейхом конфликта и крестоносцем антагонистов, ведает только Бог.
.png)
